В Египет – за счастьем

Столько мужского внимания, как в Египте, она нигде не получала. Да что уж там, нигде больше его и не было, внимания этого. «Я ведь не только в Ярославле, я и в Москве была, – говорит она мне, доказывая, что много чего в жизни повидала. – В Барнаул к тетке ездила, в деревне отдыхала. Но парни меня не замечали. На дискотеке, на улице, в колледже – ноль внимания, только разве что посмеются надо мной. А вешаться на шею молодому человеку я сама не стану, не так воспитана». 

Зато в Египте, куда она летом приехала работать аниматором, мужчины всех возрастов готовы были вешаться на нее сами. Присвистывали, когда она шла мимо. Улыбались. Подкатывали с целью познакомиться. «Я, – говорит, – сначала думала, что они тоже смеются: вот, мол, пошла жирная корова. А они, наоборот, со всем восхищением».

Фигура у нее, конечно, не как у Виктории Бекхэм. Она – как две Виктории Бекхэм. Или даже три. Надя. Кровь с молоком, крепкая и фигуристая, как Родина-мать. Когда она на пляже проводила с женщинами свои уроки танца живота, то египтян невозможно было заставить работать: бармены забывали наполнять стаканы, катера с «бананами» останавливались, а спасатели поворачивались к морю спинами. Надя танцует!

Она шалела от всеобщего восхищения, впервые чувствовала себя желанной. И только ради этого ощущения через полгода снова рванула в Египет, хотя и платили там мало, и труд аниматора оказался каторжным: попробуй-ка, попляши целый день под палящим солнцем. Но только в этой стране ее воспринимали как женщину, притом женщину красивую. В России же она оставалась невидимкой.

– Я б и рада была за нашего парня выйти. Только где они, наши? У меня почти все одноклассники, например, спились. Вот и выбирай: или алкаш, или наркоман, или характер такой, что будешь у него летать по квартире из угла в угол. А остальным подавай с модельной внешностью девушек. Перебирают еще.

В Египте перебирала она. Остановилась на каком-то враче. Не сказать, что богато живут, но свой домик, садик. Надя изучает арабский язык и постит в блоге фотографии: «Мои цветы», «Сегодня ужинаем на террасе». Мужчины-россияне негодуют, на такую безмятежную жизнь глядя. Рационального объяснения их злости нет. Эмоции: увели, мол, враги бабу из нашего племени. Лучше б одна сидела, но дома. А то, смотри, радуется еще, зараза.

«Вот погоди, – пишут ей, – родишь – и он тебя бросит. Детей заберет, даст пинка под зад, будешь еще обливаться тут слезами, предупреждаем». Она огрызается: «Не все мусульмане одинаковые», а потом начинает снова доказывать: в российской провинции не осталось мужчин, и что ж ей, интересно, в таком случае делать? А тут встретился приличный человек и на руках ее носить готов, поднять не может, но готов ведь!.. Все заканчивается знатной сварой, которая бушует несколько дней. Потом публика утихает. До следующей красочной фотографии.

Я спрашиваю, боится ли она чего-нибудь. «Вот этого и боюсь, – отвечает, – что кинет меня. Почитаешь эти истории про арабов и жуть берет. А потом смотришь на своего: нет, он так не поступит, он мною дорожит. Русский быстрее бы кинул, правда?»