А ЗАВТРА ЗАКОНЧИЛАСЬ ВОЙНА
Журналисты на баррикадах "Комсомолка"
собрала истории украинских и зарубежных журналистов, работающих на ТВ и
в прессе, которые в последние дни постоянно находились на линии огня в
центре Киева. Что переживают репортеры на Майдане? Как им удается бороться со страхом? Кто мешает, а кто помогает им выполнять свой профессиональный долг? На эти вопросы мы попросили ответить журналистов, которые рискуют жизнями, чтобы люди могли знать правду.
Евгения СУПРЫЧЕВА, специальный корреспондент газеты "Комсомольская правда" в Украине": "Запомнился один разговор с митингующим, сыном милиционера..."
"Черный вторник". Готовится штурм на Грушевского. Радикально настроенные парни дышат гневом. У них оружие, ножи, топоры... Смотришь и думаешь: что их может остановить?
- Сейчас будем убивать, - вещает мне тем временем под рокот барабанов парнишка из Сум Владимир. - Надеюсь, будет жарко - покажут по телику. У меня и отец, и брат служат в милиции. Папе в райотделе говорят: "Видели твоего по телевизору. Что он там вытворяет?" Папа аж красный от стыда, но ничего - пусть еще один сюжет посмотрит. Они должны перейти на сторону народа!
И все это с азартом. Мол, праздник непослушания удался. Неужели парень не понимает, что это не просто "убежать из дома"? Что его папу могут линчевать. Что его брата могут прислать сюда же "на усиление".
- Да вряд ли! - отмахнулся Владимир.
- Но представь, что прислали? - дергаю его за рукав, отвлекая от зрелища горящих шин. - Что будешь делать? Ты его убьешь?
- Брата? Нет!
- Тогда его убьют другие - ты не сможешь остановить свою сотню.
Парень задумался. Видно, перебирает в голове варианты ответа.
- Я заслоню брата, - наконец выдает. - Умрем вместе, раз он такой дурак.
Себя Владимир считает "умным" и "правильным". С этим можно спорить. Но он точно не дурак...
Еще поразил момент, когда активисты Майдана во время бойни на Шелковичной вели раненых милиционеров к скорым. По линии огня, отбиваясь от своих же - мол, "добивать" жертву, которая уже на ладан дышит - удел трусов. Но спустя пару часов эти же спасители тащили в плен других милиционеров. На растерзание активистов. Общая истерия делала свое дело. Я видела, как крики со сцены, бесконечные молитвы не только объединяли, но и превращали нормальных людей в толпу, в массу.
А ведь изначально люди Майдана готовы были слушать (не все, но многие). Однако переговоры велись с оппозицией, а не с людьми. Их заклеймили "террористами" и "экстремистами". И некоторых, по-моему, справедливо. Но остальные, получив этот ярлык, поневоле были вынуждены "соответствовать". Либо прослыть трусами.
Именно это для меня стало самым ярким впечатлением во время работы на Майдане. Не пули, не гранаты, не баррикады... А то, как атмосфера Майдана на протяжении трех месяцев трансформировала психику людей, превратив их из обычных граждан в штурмовиков. После атак многие признавались: "Сам себе удивляюсь..."
И главный вопрос теперь в том, получится ли обратное превращение? И возвращение. Из войны - в мир.
Наталка ПЕСНЯ, ТСН, телеканал "1+1": "У детей есть примета: если маму показали по телику, она точно придет домой"
- К лицам журналистов, работающих в кадре на Майдане, привыкли все: коллеги, родственники, милиция, митингующие… Это не шутка. Например, наш участковый инспектор выучил, как меня зовут, благодаря телевизору. Незнакомые люди отправляют фикусы на домашний адрес.
Но вот лица моего коллеги Жени Соловьева, как и лица добрых трех десятков других его коллег, операторов ТСН, в новостях не показывают. Отсутствие Жениного лица в выпуске новостей - хорошая новость для его семьи. Это означает: ничего не случилось, спите. Его жена и сын так и делают - ложатся спать только после того, как по телевизору ничего не покажут о папе. И так уже три месяца.
Женя берет камеру и штатив, надевает две куртки, три свитера и терпеливо бегает за сумасбродным журналистом...
О работе на Грушевского у нас говорили: "Пойти на коктейли". Еще мы ездили "на воды", "на газы"... В общем, мы все друг к другу притерлись.
Ну и внешний лоск тут постепенно сходит. Кто-то говорит в коридоре в спину: "Давно не видел тебя в платье!" Черт, ну платье - это для "дембеля". А у нас другая дискуссия: "броник" надо на свитер и под куртку, или на куртку - как "Беркут", или на тоненькую куртку и потом уже на них что-то грубее…
Ночная майдановская журналистика в основном женская. А дома почти у всех дети. Дети смотрят мам в новостях - перед тем как лечь спать, и потом утром, перед детсадом и школой. У журналистских детей даже есть своя примета - если маму показали по телевизору, она точно придет домой. Не сейчас, но со временем - точно!
Виталий КОВАЧ, "Факты", канал ICTV: "Не забуду мужиков, которые реально рыдали"
- Во время событий 20 февраля я осознал, что и у меня, и у нашей команды, и у всех тех, кто пребывал на Майдане, не было страха. На нас были бронежилеты, которые вряд ли бы спасли от снайперов, но… мы не боялись.
Никогда не забуду плачущий Майдан, когда тысячи людей создали живой коридор, по которому выносили тела убитых снайперами ребят. Никогда не забуду глаза здоровых мужиков, которые реально рыдали. Но в их глазах я тоже не видел страха. Грань пройдена, и люди не боятся смерти…
В своей журналистской жизни я видел много всего. Я прошел четыре войны и видел смерти. Но даже я был подавлен и эмоционально, и психологически, и не понимал, почему в нашей стране убивают безоружных. Надеюсь, виновные ответят.
Михаил ШАМАНОВ, "Абзац", Новый канал: "Раньше говорили: "Удачи, парни". А теперь: "Храни вас Бог!"
- Каждый день с 15.00 и до позднего вечера мы на Майдане. Выезжаем - как в зону боевых действий. Если раньше нам говорили "Удачи, парни", то теперь "Храни вас Бог!". На голову надеваем старые советские военные каски с надписью "ПРЕССА". Тело защищаем бронежилетами. Снайперские винтовки прошивают и их… Но все равно так спокойнее.
20 февраля был самый страшный день. Как в истории независимой Украины, так, наверное, и в моей жизни. На Майдане было сложно найти безопасное место. Раньше, когда мы снимали в самых горячих точках - на улицах Грушевского и на Институтской, была возможность спрогнозировать, когда и откуда будет атака. А значит, защититься, вовремя отреагировав. И даже если в кого-то из нас попала бы резиновая пуля, то это с большой вероятностью закончилось бы травмой, но не смертью! В четверг же было четкое понимание, что на нас смотрят через оптику снайперской винтовки. Было страшно!
Мужчины на передовой просили нас сильно не высовываться, потому что якобы за журналистов снайперам дают бонусы. Но тогда стреляли во всех без разбору: и в журналистов, и в медиков, и в священников…
Ничто из того, что нам пришлось там пережить и увидеть, нельзя забыть. Помню, ко мне подбежала женщина с криком о помощи. Она подвела меня к мальчишке, который истекал кровью и практически терял сознание. У него вся голова была в крови. Женщина попросила, чтобы я уговорил бойцов внутренних войск, которые стояли рядом, оттащить раненого. Я был уверен, что они меня не послушают, но обратился. И они без лишних слов отнесли мальчика на щите к скорой.
Максим ЛЮКОВ, фотокорреспондент, "Комсомольская правда" в Украине": "Память "стирает" все страшное - это защитная реакция"
- Когда на Институтской впервые начали стрелять из "калашей", я был рядом - вел фотосъемку со смотровой площадки "Глобуса". Пули летели очередями. На слух происходящее смахивало на настоящую войну. Казалось, это какой-то странный сон или эпизод из боевика - когда ты уснул и забыл выключить телик, а оттуда доносятся залпы… На мне не было бронежилета, только каска сноубордиста - такая от пули не спасет. Но какого-то панического страха не было. Боялись только, чтобы на нас не навел прицел снайпер, который работал с крыши гостиницы "Украина" - перед ним все мы были как на ладони. Параллельно я пытался что-то снимать из-за стенки. Выглядываю: ага, автоматы "смотрят" не на меня. Пару кадров сделал - и опять за стенку.
Когда стрельба утихла, я побежал в гостиницу "Украина", холл которой был залит кровью: приносили раненых, приносили мертвых. Сотрудники отеля предупредили, чтобы по этажам без лишней надобности не ходили - стреляют в окна. Отправив из номера фотографии в редакцию и спустившись вниз, почувствовал комок в горле: внизу было уже больше трупов, чем раненых.
В такие моменты понимаешь, что ты мог запросто очутиться на месте этих ребят - они ведь тоже думали, что выживут и все будет хорошо. Смотришь на их восково-желтые лица с заостренными чертами и сам себе задаешь вопрос: "Почему ты был настолько уверен в своей неуязвимости?!"
Через несколько дней после произошедшего я вообще ловлю себя на мысли, что память "стирает" негатив - как будто бы ничего страшного и не было. Защитная реакция, наверное.
Бенджамин БИДДЕР, журнал Spiegel (Германия): "Я был потрясен тем, что даже во время стрельбы украинцы не расходились!"
- Я шокирован, насколько отличается картина, которую я наблюдал на Майдане в ноябре-декабре 2013 года и сейчас. Никогда бы не подумал, что этот веселый, добрый и полный надежд Евромайдан может трансформироваться в настоящее поле боя. Хотя, планируя свой второй приезд в Киев, прекрасно понимал: в этот раз все будет совершенно иначе - опасно и без прежней романтики.
Утром 19 февраля я пешком отправился из гостиницы "Украина" в отель "Киев" на интервью. Путь пролегал по улице Институтской. В какой-то момент услышал стрекот выстрелов и увидел разбегающихся людей в черной форме. Не знаю, к какому подразделению они принадлежали, но явно были напуганы - за ними бежали полицейские с автоматами, и кто-то прокричал: "Уходите отсюда! Сейчас будут стрелять!"
В гостиницу "Украина" в этот день решил не возвращаться, последовав совету коллег: там творился ужас...
Безусловно, риск подобных командировок очень велик, но жаловаться я не привык. Просто старался не подходить близко к местам перестрелок - у меня нет ни каски, ни бронежилета. Я не думал, что Украина -это та страна, где журналисту потребуется обмундирование военного корреспондента!
Что стало для меня открытием в эти дни? Я был потрясен тем, что даже в условиях перестрелки люди не расходились с Майдана! Никто из них не хотел умирать, но свою идею они тоже не готовы оставить. Однако как человек с семьей и ребенком я не могу этого понять до конца…
Наталья НАГОРНАЯ, "События", канал "Украина": "До этого я не видела столько людей, объединенных общим горем"
- В один из дней мы попали в центр, когда уже было много убитых, а выстрелы продолжались. Люди уходили с баррикад туда, к убитым, и смотрели, выискивая своих товарищей. А после этого… они просто не верили в то, что их друг может быть мертв. Но на их лицах было не отчаяние, а решительность.
Я никогда не забуду, как мы с оператором были на баррикаде, где был последний кордон перед Институтской. Там тогда погибло много людей. Стояли парни со щитами в руках, и каждый щит был прострелен. Один - в трех местах, второй - в пяти… И были щиты, за которыми уже погибли люди… Убитых в столкновениях несли через коридор людей. До этого я не видела такого количества людей, объединенных большим общим горем. Все подняли вверх фонарики, потому что считали своим долгом поднять вверх этот огонек и сказать людям, что они - герои.
Мне не было страшно, не было паники, не было истерики… А бояться нужно было, наверное, за свою жизнь. Но для этого не было возможности, времени, сил.
Александр КИТРАЛЬ, корреспондент "Комсомольской правды" в Украине": "За пару минут рядом со мной уложили троих "беркутовцев"
- За время революции я был на Майдане несколько раз. Особенно запомнился вечер 18 февраля, когда "Беркут" начал "зачистку" Майдана. Так как у меня не было ни шлема, ни "броника", я взобрался повыше - на площадку возле Октябрьского дворца. Рядом расположились несколько отрядов "Беркута". Я наблюдал за происходящим, сообщая детали штурма по телефону в редакцию. Внезапно в двадцати шагах от меня упал боец. "Медика!" - заревели милиционеры. Я еще подумал: странно, ведь до баррикад далеко, чем это они его? "Это огнестрел!" - слова одного из "беркутовцев" пронзили меня словно током. Вместе с бойцами, которые несли раненого, иду к скорой, а мозги лихорадочно переваривают услышанное: неужели снайпер? "Снова огнестрел!" - пронесли еще одного раненого. И еще! За пару минут рядом со мной уложили троих человек!
- Потерпи, голубчик, не шевелись, - медсестра склонилась над раненым в карете скорой.
Рядом молча стоят бойцы. Они в шоке. Подхожу к "беркутовцу" со значками медика. Он еле сдерживает эмоции:
- Нас просто расстреливают! Но ведь у нас нет оружия!
Лихорадочно звоню, чтобы сообщить в редакцию. Связь обрывается через пару секунд - сел аккумулятор. Второй телефон тоже разряжен. Может, это знак - стоит ли здесь находиться дальше? Решаю уйти, чтобы сообщить новость из интернет-кафе. И только когда выбрался, стало страшно...
Роман БОЧКАЛА, "Подробности", канал "Интер": "Нынешний Майдан стал школой для украинской журналистики"
- По долгу журналистской службы мне не раз приходилось бывать в горячих точках: Афганистан, Конго, Сомали… Но у меня даже мысли не было, что горячей точкой может стать Киев! И должен сказать, что в родной стране освещать подобного рода события гораздо сложнее. Ведь все, что происходит, непосредственно касается тебя самого, твоей семьи, друзей, близких. Оставаться "над схваткой" невероятно сложно!
Я никогда не думал, что по Киеву придется ходить в каске, противогазе и думать о том, какого класса у тебя бронежилет - от каких пуль он сможет тебя уберечь, а от каких нет. Нынешний Майдан стал школой для украинской журналистики. Молодые корреспонденты, которые еще вчера снимали "бантики", сегодня идут в бой. В реальный бой! И показывают себя достойно. Многих коллег я стал уважать еще больше, узнал с другой стороны. А еще я больше зауважал украинский народ. За несокрушимую смелость. Но во мне борются противоречивые чувства. Ситуацией могут воспользоваться те, кто хочет раскачать лодку. Протест уже давно перестал быть мирным. И это страшно. Если не остановить насилие, гражданская война станет неизбежной. И это то, что сейчас беспокоит меня больше всего.
Я видел, как начиналась гражданская война в Сирии, Ливии, на Балканах, в Абхазии, Южной Осетии. К сожалению, в этом перечне следующей может стать Украина. И мы не должны этого допустить.
Андрей САЙЧУК, корреспондент новостей, "Громадське ТБ": "Иллюзии, что меня пощадят во время перестрелки, не было"
- Первое, что я увидел утром 19 февраля, приехав со съемочной группой на Майдан - 11 расстрелянных мужских тел под отелем "Козацький". Через несколько минут нужно было включаться в прямой эфир и все комментировать, а у меня - дежавю какое-то… Перед глазами возникли события трехлетней давности: то же место, отель "Козацький". На автобусной остановке - труп молодого парня, череп которого был разбит свалившимся с крыши отеля куском карниза. Тогда я вместе с коллегами долго не решался подойти к телу - к горлу подступала тошнота. А теперь нет времени концентрироваться на эмоциях, лишь четкая мысль: не имею права показывать крупные планы простреленных голов!
Эмоции "догнали" меня только наутро - на какие бы мысли я ни старался переключиться, слезы застилали глаза. Только через сутки по-настоящему начинаешь ощущать весь трагизм увиденного и произошедшего. Мысль, которая засела в моей голове и до сих пор меня преследует: жив ли человек, чей насквозь простреленный мобильный телефон я нашел на днях на асфальте.
Основной урок, который я вынес для себя за эти дни - не поддаваться панике. Когда сотни людей начинают разбегаться, тобой овладевает огромное желание делать то же самое. Но я уже научился себя контролировать и наблюдать за ситуацией со стороны, даже когда вокруг, казалось бы, полный беспредел. Но, увидев снайперов, ведущих прицельный огонь по людям в районе Институтской, без зазрений совести дал стрекача - иллюзии, что меня по какой-то причине пощадят во время перестрелки, не было.
|
||||||||||||||||||||||||||||||
Автор: korrespondent
Шановний відвідувач, Ви зайшли на сайт як незареєстрований користувач. Ми рекомендуємо Вам зареєструватись або зайти на сайт під своїм ім'ям.
