По наихудшему сценарию

Ровно тридцать лет назад, 23 апреля 1985 года, выступая на пленуме ЦК КПСС, Генеральный секретарь 54-летний Михаил Горбачев от имени только что возглавленной им партии-государства провозгласил курс на перестройку всей системы общественных отношений и ускорение социально-экономического развития СССР, вскоре дополненный лозунгом о необходимости широчайшей гласности и повсеместной демократизации. Дескать, «больше демократии – больше социализма!».

В этом ярком, броском, хотя, как выяснилось, далеко не бесспорном афоризме – вся суть того нехитрого набора заклинаний-манков, с помощью которых моложавый речистый генсек загнал в угол кадровых партийных работников, подозревавших, что спонтанные импровизации нового лидера в сфере идеологии, политики и социального управления до добра не доведут. В памяти пожилых и средних лет партаппаратчиков сущим кошмаром отпечатались годы правления и особенно авантюрные административно-экономические «реформы» Никиты Хрущева.

Внутрипартийные критики Горбачева тоже видели весь дичайший идеологический маразм, беспросветное убожество, тусклую серость эпохи застоя и желали наведения элементарного порядка и позитивных перемен в огромной стране. Только перемен в андроповском духе, – постепенных и тщательно продуманных, без ломки «до основанья» всего и вся, без смачных плевков в собственное прошлое. За это на критически мысливших скептиков тут же навесили ярлык «противников перестройки», «заскорузлых консерваторов-догматиков» и т.п.

Яростной травлей «мастодонтов» – причем под знаменем возврата к неким «ленинским нормам» внутрипартийной жизни и построения светлого завтра! – занялся официозный агитпроп во главе с «прорабом перестройки» Александром Яковлевым, руководившим идеологическим отделом ЦК КПСС. Знали бы все мы тогда, что представляют собой эти самые «ленинские принципы» на самом деле!... При этом критики Горбачева и К*, в том числе в недрах пресловутой «административно-командной системы», не составляли единой организованной силы. Были среди них как сторонники возврата к классическому сталинизму послевоенной эпохи, хотя и «с человеческим лицом», без репрессивных эксцессов (фракция Егора Лигачева, Нины Андреевой и др.), так и сторонники, условно говоря, никому тогда еще не ведомого китайского пути – группа практиков-экономистов и плановиков, мечтавших довести до логического завершения хозрасчетные реформы покойного на тот момент премьер-министра Алексея Косыгина (фракция Николая Рыжкова). Забегая несколько вперед, отмечу, что альтернативный вариант системных экономических реформ, предлагавшийся группой не шибко говорливых номенклатурных прагматиков, успешно реализован в социалистическом Китае, начавшем коренные преобразования примерно в то же время, что и Советский Союз, только в неизмеримо худших стартовых условиях. Где сейчас КНР и где мы, объяснять излишне.

Как бы там ни было, 30 лет назад (на самом деле еще раньше) необходимость радикальных перемен была очевидной для всех – как для номенклатурных «верхов», так и для рабоче-крестьянских «низов». Не говоря уже об интеллигентской «прослойке». Что больше всего раздражало простых людей в позднесоветских реалиях? Что настраивало их против «родной Коммунистической партии» и столь же родимой «власти трудящихся»? Тотальный дефицит даже самых необходимых продуктов питания и товаров народного потребления, их зачастую удручающе низкое качество (особенно бытовой электротехники, одежды и обуви), повсеместные очереди и пресловутый «блат» – способ «доставания» дефицита через «нужных людей» (как правило, с переплатой). Ряд супермодных товаров, как то джинсы, кроссовки, жевательные резинки в Союзе не выпускались вообще (их довольно убогое подобие малыми тиражами «клепали» только в Прибалтике). Фирменные заграничные вещи можно было купить лишь на черном рынке у спекулянтов-фарцовщиков. Либо в инвалютно-чековых магазинах «Березка». Изредка – к большим праздникам! – их «выбрасывали» и в столичных ЦУМах.

Это сегодня мы с вами задним числом понимаем, что при доброй на то воле тогдашние наши власть предержащие легко могли бы завалить внутренний рынок разнообразным западным ширпотребом, «толкнув» какой-нибудь быстро богатеющей на экспорте нефти стране «третьего мира» суперкрутой авианосец (себе сделаем еще круче!), а на вырученные доллары закупив у той же лояльной к Союзу Финляндии (либо Югославии) стильные «шмотки» и прочие желанные вещички с лейблом «madein Nenasha». Вместо этого кремлевские старцы предпочитали бесплатно спонсировать по всему миру всевозможные «дикие режимы», как их называл Александр Солженицын, лишь бы те задекларировали свой «социалистический выбор», а значит, и противостояние вездесущему американскому империализму. Что, в свой черед, вызывало дополнительный ропот у советских людей, вынужденных получать колбасу, сливочное масло и сыр по талонам.

Да что там поддержка «национально-освободительных движений» в Азии, Африке и Латинской Америке! Вспомните эшелоны с продовольствием, которые беспрерывным потоком шли от нас в Польшу, которая в конце 70-х – начале 80-х годов вся дружно бастовала по призыву антисоветской, антикоммунистической «Солидарности»! А у нас тут у самих тогда полки в магазинах стояли полупустые…

Вызывали протест и всевозможные запреты, большинство из которых – однозначно дурацкие. Нельзя было публично вслух рассуждать на определенные темы (т.е. «клеветать на советский общественный строй»), слушать западные радиоголоса, читать «самиздат» и «тамиздат», заниматься частным предпринимательством, и уж тем паче (боже упаси!) – оппозиционной общественно-политической деятельностью. Молодых людей, особенно побывавших за границей (например, при прохождении воинской службы в западных группах войск, которые квартировали в Восточной Германии, Чехословакии, Венгрии), до глубины души поражал контраст между «там» и «здесь». Вроде бы и дома, и в «странах народной демократии» один и тот же строй – социализм. Но при этом «у них там» не только «всего завались», но и на каждом углу частные магазины, пекарни, пошивочные мастерские, аптеки, колбасные цеха, кафе и рестораны. Ни очередей тебе, ни дефицитов. Все учтивые, предупредительные, улыбаются друг другу. Отовсюду только и слышишь: «Bitte sehr! – Vielen Dank! – Keine Ursache!». В ходу обращение «госпожа/господин», а не «товарищ», тем более не «эй, мужчина!» или «послушайте, женщина!».

Да и политических партий, оказывается, даже в откровенно тоталитарной ГДР больше, чем одна всенародно любимая СЕПГ на всю небольшую страну. И хотя просмотр свободно принимаемых западных телеканалов официально здесь не поощряется, их и не думают глушить! Тем более за просмотр не сажают. Идеологический дебилизм тоже, конечно, местами присутствует, но не в таких лошадиных клинических дозах, как у нас.

Увы, вопрос о том, почему в «братских странах социализма» (кроме хронически больной Польши, да и то) по сравнению с нами все более или менее о’кей, членораздельного ответа ни при Брежневе, ни при Андропове, ни при Черненко не дается: в «Правде» по-прежнему нет известий, а в «Известиях» – правды. Тем не менее, почти всем советским людям от мала до велика было ясно: «Так жить нельзя!». А тут еще война в Афганистане – загадочная, непонятная, чужая, то и дело приносящая в Союз гробы с пацанами из твоей школы, из соседнего двора – пресловутый «груз 200». Нет, хватит с нас такого «счастья»!..

Вот почему новый курс, провозглашенный Горбачевым, мгновенно обрел миллионы сторонников, особенно в среде либерально настроенной творческой интеллигенции, мечтавшей о ничем не стесненной свободе самовыражения, уровне жизни и бытовом комфорте «как на Западе» и потому желавшей видеть в горбачевской перестройке долгожданное продолжение хрущевской оттепели. Но и в других социальных слоях советского общества перестройка вызвала поначалу бурный восторг. «Перемен требуют наши сердца! Перемен, мы ждем перемен!» – вслед за Виктором Цоем пела вся огромная страна от Бреста до Владивостока, от Архангельска и Мурманска до Севастополя и Алма-Аты.

Тут, правда, есть один существенный нюанс: «полным ходом» – т.е. с демократическими митингами и шикарными публичными диспутами – перестройка довольно долго шла только в Москве, Ленинграде, Свердловске и ряде других крупных городах РСФСР, а также в Эстонии, Латвии и Литве, которые лишь 40 лет назад (если брать 1985 год) были по-настоящему интегрированы в СССР. Среднеазиатские союзные республики, равно как Украина и Белоруссия, усилиями тамошних партийно-советских вождей по-прежнему пребывали в искусственной дреме – как позже оказалось, довольно иллюзорной. Что-то сразу же явно «не заладилось» в Казахстане, где после назначения первым секретарем ЦК компартии русского «варяга» вспыхнул бунт казахской молодежи. Острые, кровавые конфликты на межнациональной почве полыхнули в Узбекистане (Фергана, Ош) и на Кавказе (Сумгаит, Нагорный Карабах). Поневоле вспоминались слова, сказанные генсеком Юрием Андроповым незадолго до его смерти. Дескать, товарищи, мы с вами все еще плохо знаем страну, в которой живем. А 26 апреля 1986 года «рванул» Чернобыль…

Как обнаружилось уже довольно скоро, размах преобразований, инициированных Михаилом Сергеевичем, намного превзошел масштаб послаблений, сделанных при Никите Сергеевиче. В течение очень короткого времени был обнародован основной массив запрещенной прежде литературы и научной информации на темы истории, политики, культуры, философии, религии. Появились знаковые для перестройки произведения искусства, такие как кинопритча «Покаяние» Тенгиза Абуладзе. Вышли из подполья диссидентские структуры и кружки – от либерально-правозащитных до радикально-националистических и фундаменталистских. В полный голос заговорил неподцензурный «самиздат». Да и вполне легальные издания, отбросив кондовую совковость, увеличили свои тиражи в сотни и тысячи раз. Возникли и, не спрашивая на то соизволения властей, легализовались массовые общественно-политические движения типа прибалтийских Народных фронтов или украинского Руха. После отмены 6-й статьи Конституции СССР, которая трактовала КПСС как единственную «руководящую и направляющую силу советского общества», зародились политические партии, и первая из них – Либерально-Демократическая под руководством эпатажного «сына юриста» Владимира Жириновского.

В сфере экономики были приняты важные законы – «Об индивидуальной трудовой деятельности» и «О кооперации», открывшие дорогу частному предпринимательству. И хотя заниматься ИТД никто никому не запрещал даже при Сталине и Брежневе (муж моей двоюродной бабки в 60-е годы работал по патенту фотографом на базаре, а отец одной моей одноклассницы в «застойные 70-е» держал собственный киоск по ремонту часов возле проходной завода «Преобразователь»), оба эти закона помогли сделать многое. Во-первых, легализоваться теневому бизнесу «цеховиков» – т.е. реально существовавшему в СССР классу буржуазии, во-вторых, подорвали монополию централизованного государства на право владения средствами производства, в-третьих, дали шанс работать на себя всем тем, кто не хотел «пахать за гроши» ради «счастья грядущих поколений».

… По прошествии 30 лет мы имеем возможность на холодную голову оценить последствия исторического феномена, который, вслед за парадоксальным мыслителем Александром Зиновьевым, многие из нас именуют «катастройкой». Увы, перестройка действительно перешла в перестрелку, как мрачно шутили еще при всевластии Горби. Несмотря на то, что существовала вполне реальная возможность модернизировать СССР без колоссальных людских, материальных и духовно-нравственных потерь (даже при его самороспуске), на деле осуществился один из наихудших, если не самый худший сценарий демонтажа «тоталитарного коммунизма».

Почему случилось именно так, а не иначе, не обошлось ли тут без предательства на самом верху и шпионско-политических диверсий извне, почему в критический момент истории во главе партии и государства оказался человек, коего после декабря 1991 года «благодарные трудящиеся» при личном общении многажды били по лицу, а милые дамы – еще и букетом по лысине? Почему в ряде бывших союзных республик, в т.ч. на Украине, воцарился олигархический капитализм, не только явивший свою вопиющую экономическую неэффективность даже на фоне неповоротливой, косной советской модели, но и ставший поджигателем гражданских и межгосударственных войн? Почему во главе олигархических бизнес-империй стоят люди вполне определенной крови и веры?

 Внятные ответы на эти и им подобные вопросы теперь, конечно же, есть. Но нет возможности изложить их в рамках одной публикации. Будем надеяться, когда-нибудь продолжим.

Источник: Позиция