Провокатор революции?

Вызывает, однако, вопросы довольно скромная сумма, которой, не торгуясь, удовлетворился Иуда – надо полагать, прекрасно знавший о том, что за Учителя без проблем дали бы несравненно больше. И потом, почему предатель, «увидев, что Он осужден», не только до глубины души раскаялся в содеянном, но и «возвратил тридцать сребреников первосвященникам и старейшинам», бросив их в храме, а затем «пошел и удавился» (Мф.XXVII, 3–5)? Уж не потому ли, что подлинный мотив Иуды был бесконечно далек от примитивной корысти, а осуждение Иисуса на смерть явилось для него глубочайшим и притом абсолютно неожиданным потрясением, из-за чего он впал в такое беспросветное отчаяние, что даже наложил на себя руки? Но если это так, то какое же тогда побуждение на самом деле двигало Искариотом?

Как уже неоднократно отмечалось в исторической литературе (да и в беллетристике тоже), пресловутый поцелуй Иуды как зримое проявление предательства был абсолютно излишним. Учитель ежедневно проповедовал в синагоге и совершал чудеса при тысячном стечении народа.

Есть гипотеза, что «Иуда предал Христа, дабы вынудить Его объявить о Своей Божественности и разжечь народное восстание против гнета Рима». Что ж, сам факт того, что арестован суперпопулярный проповедник-чудотворец, в котором иудеи жаждали видеть долгожданного Мессию, вполне мог послужить поводом к национальному восстанию против оккупационной иноземной власти.

Такое восстание в Иудее зрело давно. В годы прокураторства Пилата, который позволял себе оскорблять религиозные чувства местного населения, восстание готово было вспыхнуть в любой миг – и особенно в канун Пасхи, когда в Иерусалим съезжалось до миллиона и более евреев со всей тогдашней ойкумены. Свидетельством тому – активность подпольной террористической группировки сикариев (кинжальщиков), которые безжалостно убивали римлян и их прислужников из числа местных жителей. Судя по всему, к сикариям принадлежали Гестас и Дисмас (он же благоразумный разбойник, первым из смертных вошедший в рай), распятые на Голгофе со Христом, а также Варавва, помилованный вместо Иисуса. Не исключено, что Иуда симпатизировал сикариям, а быть может, и поддерживал с ними личный контакт.

Если же Иуда был сторонником национальной революции, то он вполне мог верить, что ее непременно спровоцирует взятие Иисуса под стражу. При этом предатель мог надеяться на то, что восставшие освободят Христа живым-невредимым. Тем более если это ему клятвенно обещали заговорщики. Иначе чем объяснить невыразимое отчаяние Искариота после того, как он узнал, что Учитель осужден на смерть («согрешил я, предав невинную Кровь» – Мф.XXVII, 4), а революционного взрыва так и не случилось?

Между тем в Евангелии сказано, что укрепиться в преступном замысле ему помогал сам диавол, который, судя по всему, еще до инцидента в Вифании «вложил в сердце Иуде Симонову Искариоту предать Его» (Ио.XIII, 2). Но ведь сатана – это дух, хотя и нечистый. Неужели Иуда лично общался с князем тьмы? Или – что правдоподобней и логичней – «отец лжи и человекоубийца от века» проникал в сознание Искариота через обольстительные речи представителей революционно-националистического подполья? Причем воспоминания об этих речах были настолько притягательны, что Иуду не остановило даже прямое предупреждение Христа в ходе Тайной вечери о том, что Он в курсе намерений предателя.

А теперь подумаем, кто из известных нам исторических персонажей мог быть живым орудием сатаны – а быть может, и его человекообразной материализацией, погубившей Иуду – апостола с красноречивым именем и местом рождения? Уж не террорист ли Варавва**, как-то слишком уж ловко избежавший жуткой казни на кресте? Но ведь загодя придумать и осуществить поистине дьявольскую интригу под силу только слуге сатаны, сатаной же вдохновленному. Или самому деннице в человеческом облике. Согласитесь, сей сюжет покруче будет, нежели превращение Воланда в ласточку, которая инкогнито присутствовала при диалогах Понтия Пилата с Иешуа га-Ноцри, Каиафой и Афранием.

*Иуда (евр. – «прославляемый») – единственный апостол, который родился и вырос в Иудее, духовном сердце Земли Обетованной, а не в отдаленной полуязыческой Галилее; прозвище «Искариот» («из града Кириот») носил и его отец Симон.

**Варавва (евр. – «сын отца») – демонстративная неопределенность данного имени заставляет задаться вопросом, уж не сын ли «отца лжи»?

Сергей ГРИГОРЬЕВ