Казацкий след на славянских широтах

«Вояж к Тамани»

Этот памятник в Тамани самый, пожалуй, старый и представительный. Он стоит на приморском бульваре, возвышаясь над газонами, кустами, деревьями и даже морем! Более двухсот лет назад к кубанским берегам был совершен «вояж» черноморских казаков. На гранитном постаменте легко узнаваема фигура запорожца со знаменем. Ниже – барельеф: море, волны, обрывистый берег, два больших военных корабля сопровождения и «чайки» с казаками.

О том, что это означает, можно узнать из надписи: «Первым запорожцам, высадившимся у Тамани 25 августа 1792 года под командой полковника Саввы Белого, сооружен в 1911 году благодарными их потомками - казаками Кубанского казачьего войска по мысли Таманского станичного общества в память 100-летия со времени высадки». На другой стороне постамента длинный «вирш». В нем слова благодарности царице: «За здоровье ж мы царицы помолимся Богу, что она нам указала на Тамань дорогу».

Слова благодарности, как гласит надпись, якобы принадлежат судье войска верных казаков черноморских Антону Головатому. По его инициативе в 1793 году в этих местах был построен первый храм Покровы Богородицы. Существует он и поныне. Его колокола, по преданию, отлиты из пушек, которые были установлены на «чайках» запорожцев. Авторитет судьи среди кубанцев был очень велик. О нем сложена поговорка: «Знает об тим Головатый Антон: он нам голова, он нам и батько – он нам поголыв головы гладко».

Так запорожские казаки превратились в кубанских. Была вольница днепровская, стала кубанская государева служба. Все равно своя воля, свое право, своя казачья гордость. Что от нее осталось? Только ли памятник на таманском берегу?..

Казаки за Уралом

В кабинете мэра Уссурийска, которому я нанес визит после завершения своего велосипедного евразийского маршрута, мне бросилась в глаза впечатляющих размеров репродукция репинских «Запорожцев». Уловив мой немой вопрос, глава местной администрации объяснил: «Начало нашему краю положили казаки. Тот же Хабаров. Говорят, что в его роду запорожцы были. А казачество, как известно, с берегов Днепра началось, с тех же запорожцев».

Разные путями проникали вольные люди с берегов Днепра за Урал. Достоверно известны имена ссыльных запорожцев. Село Мироедиха, например, в прошлом называлось Донским. Кроме дончан, здесь отбывали ссылку и непокорные украинцы. Например, Степан Глоба – войсковой писарь Запорожской Сечи. В 1636 году в Енисейский острог был сослан Никифор Черниговский, который несколько лет спустя был переведен в Илимск.

Мятежный дух крепко сидел в украинском казаке. В 1665 году он поднял восстание против местного воеводы и ушел на Амур, где основал Албазинский острог, который стал оплотом сопротивления маньчжурскому Китаю. Интересно возникновение в 1648-м деревни Черкасской на реке Кемь неподалеку от Енисейска. В 1643 году в Енисейском остроге отбывали ссылку черкасы – так тогда называли украинских казаков. Власти вознамеривались упрятать их подальше на Лену и даже препроводили до Ленского волока. Здесь украинцы и застряли – гладко было на казенной бумаге, да забыли про сибирские расстояния.

Ссыльных бросили на произвол судьбы, и они, помаявшись, вернулись обратно в острог. Енисейцы были в ужасе, увидев казацких скитальцев. Но они вели себя спокойно, беспорядков не чинили и власти успокоились. Несколько лет украинцы «меж двор скитались», а потом их посадили на пашню. Нередко, закрывая глаза на мятежный дух днепровских казаков, местные власти с государева изволения (но часто и без него) использовали их в военных действиях.

Особенно это касалось приграничных районов. В частности, в 1771 году на Сибирских линиях были размещены 150 ссыльных запорожцев. Многие из них наверняка впоследствии остались в тех местах, превратившись в сибирских казаков-«зимовчаков». Так за днепровскими порогами называли казаков, которые обзаводились семьями и жили не в сечевых куренях, а по хуторам в теплых зимних хатах. «Зимовьем» в Сибири издавна называли таежное жилище охотника.

Запорожским воякам, думаю, вполне по душе пришлись эти спрятанные от чужих глаз крепкие бревенчатые избушки, где можно было и непогоду пересидеть, и от властей надолго скрыться. В связи с этим мимолетным взглядом в прошлое вспоминается шутливое замечание одного охотника, приютившего меня в зимовье: «Сибиряки - это одичавшие казаки».

Соловецкий узник

Поиск запорожского (понятно, в контексте украинской истории!) следа на разных земных широтах привел меня на Соловки. Так в обиходном употреблении называют состоящий из ста островов архипелаг, расположенный в северной части Онежского залива Белого моря. Название одного из шести крупных островов – Большого Соловецкого – было распространено на всю островную группу. Путь от берегов Днепра до Беломорья неблизкий. Однако еще более длинной была дорога сюда последнего кошевого Запорожской Сечи Петра Калнышевского.

Прославился он не только в ратных делах. Именно при Калнышевском «сабля и плуг сдружились между собой», стали своеобразным знаменем казацкой степной общины, стараниями кошевого на казацких землях возводились храмы, строились школы. Этой своей воли, самобытности, а особенно обособления с элементами государственного обустройства как раз и не могла допустить империя.

Несмотря на заслуги перед престолом и высокие награды, казацкому ватагу Петру Калнышевскому даже грозила смертная казнь. Князь Потемкин в своем обвинительном заключении, однако, «упросил» императрицу «объявить милосердное избавление» кошевому от наказания и отправить его на «вечное содержание» в Соловецкий монастырь. «Быть по сему», - начертала собственной рукой императрица, ознакомившись с документом. Через месяц грозный атаман превратился в смирного арестанта-колодника (по-прежнему, правда, опасного для властей) и «под строжайшим присмотром от одного места до другого военных команд» был отправлен на север.

... Едва кораблик пришвартовался к деревянному причалу гавани Благополучия, я, не мешкая, через главные Святые ворота за толпой паломников и туристов поспешил в монастырь. Будто что-то вело меня – сразу направился к Спасо-Преображенскому собору, где под аркой рядом с церковью Гермогена находился монастырский некрополь. Еще издали от памятного колокола на зеленой лужайке увидел бюст атамана. Сюда доставили его на самолете наши земляки - представители АО «МОТОР СИЧ».

Рядом с памятником на вымощенной булыжником земляной плоскости - могильная плита. Водя пальцем по выбитым полтораста лет назад в граните строчкам, прочитал: «Господь наш Иисус Христос положил душу свою на Крест за всех нас, не хочет смерти грешника.

Здесь погребено тело в Бозе почившего кошевого бывшей некогда запорожской грозной Сечи казаков атамана Петра Калнышевского, сосланного в сию Обитель по Высочайшему повелению в 1776 году на смирение. Он в 1801 году по Высочайшему повелению снова был освобожден, но уже сам не пожелал оставить Обитель, в коей обрел душевное спокойствие смиренного христианина, искренне познавшего свои вины. Скончался 31 октября 1803 года в субботу 112 лет от роду смертию благочестивою, доброю. Блажении мертви, умирающи о Господе. Аминь. 1856. А.А.». Как и на других плитах, в конце надписи - традиционный символ смирения перед быстротечным временем, напоминание о бренности бытия: череп со скрещенными костями...

Арестант был помещен в один из казематов самой суровой, так называемой «первотяжкой» тюрьмы. Ныне она «обустраивается» (в основном, конечно, внешне) для обозрения туристами. Поэтому в южную часть монастыря мы с ученым секретарем Соловецкого музея-заповедника Мариной Луговой, которая вызвалась быть моей провожатой, попали не через двор, а прошли по крытому переходу, протянувшемуся над стеной. На самый нижний тюремный этаж (было такое впечатление, что он находится под землей) мы и спустились по крутым ступенькам – будто сошли в преисподнюю. Своды и стены тут были совсем черными от копоти. Узкие проходы вели к казематам.

16 лет просидел здесь атаман Калнышевский. Потом его перевели в «регулярную» тюрьму, устроенную в бывшей иконописной мастерской. Здесь, в «молчательной» келье, старец, перешагнувший вековой рубеж, провел под арестом еще девять лет. В ведомости за 1801 год против имени бывшего кошевого было выведено всего одно слово – «прощен». Именно в этом году указом Александра І Петру Калнышевскому была дарована свобода. Однако 110-летний (ровно столько ему к тому времени исполнилось!) узник не захотел воспользоваться царской щедростью.

И речь здесь не только о свободе выбора. В своем письме атаман попросил разрешения «в обители сей ожидать со спокойным духом приближающегося конца своей жизни». Сохраняя свое «лыцарство» и способность в изнанке жизни видеть ее первоначальную сущность, бывший предводитель казаков не без юмора (с ним у запорожца всегда было в порядке!) объяснил, что за четверть века привык к монастырю и его строгостям, и свободой «здесь наслаждается в полной мере». Свобода его духа в монастырском северном суровом покое сумела воспарить над земной обыденностью, обрела некую высшую самодостаточную силу, сотворила из тюремного заточения подвиг и преподнесла миру духовный смысл порушенной запорожской вольницы. Может, в этом и была причина долголетия казацкого старца?

Владимир СУПРУНЕНКО, фото автора

Источник Позиция