Третий – лишний

Ирина Александровна будто с ума сошла, когда дочь стала взрослеть. Кричала, рыдала, запиралась в ванной: «Сдохну тут! А ты давай беги на свою дискотеку, к своему хахалю! Развлекайся!». И дочь, и я, ее подружка, тогда были слишком юны, чтобы понимать, что происходит. Мы прятались от этой бури в детской, потом, когда все затихало, скреблись в дверь ванной: «Ну хватит, хватит, никто никуда не идет, все остаются дома».

«Она ревнует, – объясняла Оля. – Волнуется, что я кого-нибудь себе найду, влюблюсь, выйду замуж и оставлю ее». В 16 лет это ее объяснение еще звучало более или менее нормально. Но когда то же самое Оля произнесла в 27 – я засмеялась. «Ладно тебе, Олька. Мы так давно не виделись, я всего на неделю приехала из Москвы. Давай сходим куда-нибудь, повеселимся». Подруга зашептала в трубку: «Не могу. Мама очень переживает».

Она всегда очень переживает. Как героиня романа «Серж Панин», все свое существование она посвятила дочери и потому боится, что у нее отнимут единственное счастье. И кто отнимет! Мужчина, случайный, чужой человек.

«– Для твоей колыбели, послушай хорошенько, не знали, где достать понежнее пуху и помягче шелку. Тебя лелеяли, обожали в течение двадцати лет. И вот, неблагодарная, достаточно было появиться мужчине, которого ты знаешь едва больше полугода, чтобы ты обо всем забыла.

– Я ничего не забыла, – сказала Мишелина, растроганная таким страстным пылом, – в моем сердце для тебя всегда останется место.

Мать посмотрела на дочь и с грустью сказала:

– Но уже не первое!»

Ирине Александровне тоже нужно было первое место. С годами она стала добиваться, чтобы место в сердце дочери вообще было единственным. Миру, конечно, она транслировала скорбную материнскую песнь: «А моя девочка все одна и одна. Ох, хоть бы нашелся приличный человек для нее», но на деле никому к девочке приблизиться не давала. Начальник отдела как-то попытался ухаживать. Так Ирина Александровна немедленно собрала о нем досье: «Он же разведен! Ругался с женой так, что все соседи слышали! Говорят, что и бил ее! Бил и пил! Он тебя убьет, ты видела, как у него желваки заходили, когда я спросила, почему его, такого замечательного, жена бросила?» О, это была целая кампания по спасению от начальника – и успешная. В финале Ирина Александровна выдала рыдающей дочери: «Я не поняла, какого еще психолога тебе Наташа посоветовала? Зачем тебе психолог, у тебя есть мать!»

Так и жили. Никаких служебных романов Ирина Александровна уже не допускала, никаких прогулок, никаких коротких юбок. Хочешь в кино, Оленька? Пойдем вместе, только оденься нормально, рейтузы теплые поддень. С кем ты разговариваешь в Интернете? Кто это тебе картинку с тюльпанами на страничку повесил? Я тебе получше тюльпаны пришлю, доча, и стихи, и щеночков с бантиками. Будь с мамой. Зачем кто-то еще, зачем третий? Пусть только я и ты, да только я и ты, да ты и я. Было так всегда, будет так всегда.

«Спасайся, – советовала я Ольге. – Уезжай в другой город, сними квартиру, начни общаться с кем-то еще, кроме мамы. Лучшее, что ты можешь сделать для нее и для себя, – это уйти». Сначала она соглашалась: «Ты не представляешь, как она меня достала, как она меня душит своей любовью», а потом стала раздражаться: «Нельзя так просто взять и бросить того, кто тебя вырастил», выходила из скайпа, отключалась, и я вещала в виртуальную бездну: «Конечно, можно. Надо покинуть гнездо, чтобы выжить. Разве не в этом смысл?»