Nota bene. ЛАПЛАНДИЯ

Мы привыкли время мерять сутками. Наш суточный темп и даже образ жизни (как нам порою кажется, очень правильный, а главное неизменный) обусловлен в том числе и сменой дня и ночи. Тут же, в северных широтах, полярный день меняет твою жизнь. Нет, ее образ (и образ-воображение тоже!) остается прежний. Но темп и ритм несколько замедляются. Спешить некуда и незачем. Солнечный день – светлый и чистый – никуда от тебя не денется. По крайней мере в обозримой походной перспективе. Время как будто тает, растворяется в окружающем дымчато-солнечном пространстве. «Лови день!» – восклицали древние, призывая не слишком задумываться о будущем, которого может и не быть, а моментально реагировать на вызовы бытия, жить его мгновениями. Нам гнаться за днем и его дарами чудных мгновений не нужно. Полярный день сам нас ведет за собой, освещая дорогу, которую мы выбрали. Если нет усталости, то подхлестываемый азартом крути себе и крути педали, не беспокоясь, что ночь прервет твой вдохновенный бег. Рано или поздно, конечно, остановиться придется. Но не воля ночи будет тому причиной…

 

Я недаром проложил маршрут летней скандинавской экспедиции по Лапландии. Здесь, на севере Скандинавии, сохранилась в целости и сохранности и удивительная природа края, и его «варяжская» история, и национальный колорит. Лапландия – это не страна, как многие полагают, а природно-культурный регион, расположенный на севере четырех стран – Финляндии, Швеции, Норвегии и охватывающий часть Кольского полуострова России. По размеру регион равен Бельгии, Голландии и Швейцарии вместе взятых.

 

Несмотря на то, что Лапландия находится в пределах Полярного круга, здесь не так холодно, как можно себе представить. Непривычна лишь вот эта внезапная перемена погоды. «Наволоком» тут называют каменистые гряды, которые когда-то «приволок» ледник. На лапландских просторах его следы особенно заметны. Одновременно «наволок» это неожиданно появившиеся низкие тучи, которые при совершенно ясной и тихой погоде вдруг «приволоклись» из-за горизонта. Они могут пронестись мимо, а могут пролиться холодным дождем или даже заволочь все небо… и лето вдруг превращается в осень. Не угадаешь. Несколько раз, оказавшись под водяными струями, мы больше уже не прятали далеко дождевые костюмы, мгновенно облачались в них, заметив подозрительную облачную суету на небе.

***
…Всю ночь за рекой раздавался протяжный тоскливый вой. Он то нарастал, то затихал, то как бы захлебывался, но не прекращался. Было жутко? Отнюдь. В голосе зверя чувствовались «человеческие» нотки. Да, такое было ощущение. Утром все разъяснилось. На заречном хуторе располагалась собачья ферма. «Хаски» – так было написано на вывеске, что красовалась поверх ворот.  

 

Все началось с полярного волка. По крайней мере, что касается собак. Главным образом северных пород – разных мастей лаек, аляскинских маламутов, шпицов, норвежских  лундехундов и элкхаундов, лапинпорокойров (лопарских оленегонных собак). К их появлению на полярных широтах причастен человек. Понятно, местный житель, абориген, для которого прирученная собака была (и остается!) в диком краю первым другом и помощником. К таковым принадлежат и хаски. Слово сокращенное от «хаскимос» – так произносили слово «эскимос» английские моряки торговых суден. Хаски – это общее название для нескольких выведенных в северных регионах пород ездовых собак, которые отличаются быстрой манерой тянуть упряжку. Их предком считают аляскинскую хаски, которую эскимосы использовали для охоты и охраны жилища. Стройная осанка, мускулистая грудь, густая и толстая двойная шерсть, светло-голубые глаза (они даже могут быть разного цвета), треугольные красивые ушки с заостренными кончиками, длинный в меру пушистый хвост – вот портрет этого северного собачьего «мачо». Ум, общительность, выносливость, преданность, однако и своя воля, и даже упрямство – а это уже черты характера. Для лапландцев, как олени, так и хаски (а тут распространена именно эта порода) оптимальное в зимнее время транспортное средство. Хотя доставка грузов и людей при помощи собачьих упряжек во многом ушла в историю, в последние годы многие компании предлагают туристам прокатиться на собачьих упряжках. Охотников заняться этим спортом хоть отбавляй. На трассах Скандинавии нам постоянно встречались дорожные знаки, на которых была изображена собачья упряжка, управляемая человеком. Стилизованные изображения хаски попадались постоянно. Наряду с оленем собака стала своеобразной эмблемой края. В шведском поселке Юносуандо в коммуне Паяла, где мы задержались, общаясь с местными охотниками, установлен даже памятник собачьей упряжке.

 

…Под дружный, не лишенный, кстати, оркестровой стройности и мелодичности вой собак мы покинули собачью ферму. Как мы узнали от хозяев, хаски не часто прибегают к лаю. Именно воем они в основном выражают свои чувства, в том числе и радость. Так нам хотелось думать. До сих пор собачий хор – незабываемая душевная мелодия той летней лапландской дороги.

***
Лапландия и ее уникально чистая природа открыта для всех. В соответствии с этим принципом во многих диких местах найдется пристанище на ночь – различных типов навесные убежища, где можно переждать непогоду, незапертые хижины и сараюшки.  

 

Ночь мы нередко коротали в лапландских хижинах. Они представляли собой круглые деревянные домики, внутри которых вдоль стен располагались лежаки. Посредине – каменный очаг. Над ним нависал железный колпак с трубой, через них выходил дым. Над огнем (дрова для него можно было найти под лежаками) устанавливалась железная решетка для посуды. Решетка в зависимости от того, какой силы нужен жар для приготовления еды, опыта и целей кулинара (а его навыками обязан обладать путник вне зависимости от возраста, пола и ранга) могла вращаться в разные стороны и в то же время двигаться вверх-вниз ближе или дальше от пламени. «В пещере невежества радуйся и слабому светильнику», – сказал как-то восточный мудрец. Это, конечно, о другом огне, другом свете и очаге. Но почему-то в лапландской хижине вспомнилась именно эта мудрость.

***
Днем и в конце походного дня старались останавливаться по берегам водоемов. Особенно там, где с помощью сетки и спиннинга можно было добыть в воде какую-нибудь живность.

 

Перед нами простиралась серая озерная гладь, в которой местами отражались розовые закатные облака. Они висели над водным пространством, боясь опуститься ниже и уколоться об верхушки елей, которые стеной стояли по берегам. Я решил поблеснить – авось, удастся разнообразить меню рыбкой. Увы, сколько я ни бродил по мелководью, ни одной поклевки – блесна цеплялась за хвощ и коряги. И тут я обратил внимание на стоящее на песке каноэ. Нашлось даже весло. Не долго раздумывая, я столкнул челн в воду, и лихо отгреб от берега. Первый заброс увенчался успехом. Килограммовая щучка плюхнулась на дно. Через несколько минут рядом с ней забила хвостом и вторая хищница. Когда же попалась третья, я ощутил себя Великим Охотником – покорителем диких просторов Лапландии. О чем-то подобном я мечтал в далеком детстве, с головой погрузившись в мир героев Джека Лондона и Фенимора Купера. И вот я опять в этом мире, который счастливым и неожиданным образом переместился на север другого континента – гребу на каноэ, добываю рыбу, наслаждаюсь дикой природой, живу ее красотой, свободой и энергией. Вернулось детство? Исполнилась мечта? Они не только мои – детство и мечта, издревле для коренных лапландцев – саамов – охота и рыбалка, сбор дикоросов, другие дары окружающей природы были не только поживой, но и страстью, азартом, игрой, вдохновением, верой – всем, что составляет смысл жизни любого человека в любой точке планеты. При одном, правда, условии: если он считает себя дитем дикой природы и с ней связывает свои мечты и свое счастье.

***
Каменистые сопки, редкие березовые перелески, небрежно утыканные низкорослыми грязнокорыми корявыми деревцами, болота пустынны и неприглядны пейзажи Лапландии. Это на первый взгляд. Внезапно пронзивший низкие облака луч солнца дивным образом преображает мир вокруг. Или какой-нибудь яркий цветок на обочине, скажем, кустик пижмы, сиреневая свечка кипрея. Или скальный выступ, на котором, как на пьедестале, высится гигантская мощная сосна. Эти северные дива сразу бросаются в глаза, и о них потом долго помнишь. Дорога прямая и ровная, летит вперед, повороты не часты, но каждый зигзаг, изгиб – новое диво, новое приключение, очередная местная достопримечательность. Некоторые даже числятся среди рекордов книги Гиннесса.

 

В деревне Ловикка дорога преподнесла нам сюрприз в виде огромной рукавицы, которая была заключена в установленный над дорогой деревянно-стеклянный короб. Защита от холода – залог выживания в этом суровом северном краю. Без удобной практичной, а главное теплой одежки, защищающей тело, голову, ноги и руки, тут никак не обойтись. И часто речь идет о самых простых и насущных (поэтому и простых!) вещах. Таких, скажем, как варежки. Ловиккавантар – варежка из Ловикки – стали чуть ли не символом шведской Лапландии. Для них используется специальная шерстяная лапландская пряжа с вплетенными в нее трикотажными цветными нитями. Из «пушистых» секретов лапландской варежки стоит отметить украшенные узором отвороты и кисточки, за которые подвешиваются изделия при сушке. У этой модели есть и авторство. Разработала ее и поставила производство на поток мастерица из деревни Ловикка, расположенной в ста тридцати километрах от Кируны – самого крупного города шведской Лапландии, Эрика Айттамаа в 1892 году. Уже в наше время 14 местных вязальщиц из Асссоциации домохозяек Ловикки решили сотворить самую большую вязаную рукавицу. На 3,5 метровое изделие ушло почти 25 килограмм шерсти. В 2000 году рекорд был достигнут, должным образом отмечен на страницах книги рекордов Гиннесса и варежку торжественно водрузили на пьедестал.

 

Лапландия – это еще и край золотоискателей. На севере, в поселке Инари, находится единственный в мире музей мытья золота. Там можно испытать все прелести профессии старателя. Золотосодержащий песок заносят в здание музея и туристы практикуются в добыче золотых песчинок. Не всем, понятно, везет. Фарт он и есть фарт. Даже если и виртуальный.

Владимир СУПРУНЕНКО, фото автора

 

Источник Позиция