Карта мира и божий дар

 Я решил заночевать на окраине мексиканского городка Чабле. Переехал через мост и свернул к реке с быстрым и мутным течением. Пока среди зарослей на берегу выбирал полянку, со стороны океана стала надвигаться черная туча. Что такое тропический ливень, который внезапно накрывает все и вся, я уже испытывал, поэтому поспешил вернуться на дорогу в поисках какого-нибудь укрытия.

Вообще мне достаточно любой крыши, любого навеса (лишь бы сверху не капало), но если еще будут и стены, можно считать, что день удался. Дверь в маленьком костеле, что попался мне по пути на окраине селения, была приоткрыта. Я протиснулся внутрь. Перед алтарем вокруг скульптуры богоматери горели свечи. Внизу прохаживался низенький тощенький человечек в потрепанной одежонке. Он ничуть не удивился моему появлению, и когда я поздоровался и попросил приютить меня, воздел руки и радостно воскликнул: «Диас!» По-испански это – Бог. Легко или трудно им быть, не знаю, но то, что это было первое слово, с каким обратился ко мне мексиканец (им оказался местный церковный служитель, может, даже пастор), ко многому обязывало. И его, и меня.

С молчаливого согласия человечка я закатил велосипед внутрь и прислонил его к стене, расписанной сценками из жития святых. В их компании мне впервые предстояло провести ночь. Служитель местного культа улыбнулся и одобрительно закивал головой: «Диас, Диас!» Потом он вдруг незаметно и бесшумно куда-то исчез. На дворе быстро темнело. Дождь вроде прошел стороной, но ветер не утихал. Я стал сдвигать скамьи, сотворяя из них ночное ложе.

В это время появился хозяин храма с подносом, уставленном тарелками. Одна наполненная рисом и фасолью (традиционное местное кулинарное сочетание), другая - с горкой свежих кукурузных лепешек.

Пастор поставил на скамью поднос и воздел руку к потолку, на котором были изображены белые облака и крылатые ангелочки. «Диос!» - сказал он торжественно. Я понял (окончательно понял!), что и ночлег, и еду, и эту встречу, и даже дорогу, которая привела меня к храму, даровало мне небо. Или все-таки дорожная судьба? Так или иначе, но благодарность я высказал мексиканцу. Все-таки человеком быть не легче, чем Богом.

Окончательно стемнело. Пастор не стал тушить свечи. Чтобы я чувствовал себя комфортнее, он даже включил вентилятор. Правда, ночью он нагнал комаров. Пришлось со скамьи переместиться на пол, где было прохладнее. Через полчаса сквозь сон я услышал какое-то чавканье. Открыл глаза и увидел большую жабу, которая, выпучив глаза, приготовилась перепрыгнуть через меня. Как она оказалась здесь? Что ж, наш Бог-Диас привечает в своей обителе не только людей.

...Всякая реальность нашего бытия, сюжетно и тематически оформленная, включает в себя множество сущностей. Порою очень хитро сплетенных и даже враждебных друг другу. Таков клубок жизни. И часто, имея дело (а таки вынуждены иметь) с той или иной, возможно, чуждой нам реальностью и даже делая вид, что мы принимаем ее (куда же денешься), на самом деле отдаем дань составляющим ее отдельным сущностям. И отношение к ним может быть разным в зависимости от множества причин.

С детства (советского, городского) как-то не сложились мои отношения с Богом и теми, кто якобы представляет его на земле. Не разумел, не понимал и не принимал. Но постранствовал по белу свету (вот даже в Америку занесло), что-то взял в голову, что-то отозвалось в душе, во что-то поверил, даже толком не разумея, и многое пришлось принять. Мое отношение (часто никакое!) к разным верам и религиям, древним и новым культам не мешает мне отдыхать, пережидать непогоду под сводами какой-нибудь сельской часовенки, слушая органную музыку, отвлекаться от мирской суеты и житейских забот.

Присматриваться к храмовой архитектуре и отдавать должное работе мастера, любоваться росписями, в конце концов, если вынуждают обстоятельства, даже принимать участие в церковных церемониях и вкушать «едомные» божьи дары (пусть в виде просвирки, манны небесной или банальной яичницы), принимать помощь священнослужителей. Богу богово, ну, а мне... как придется, по обстоятельствам. Чаще всего простым, земным, насущным.

Под утро свечи догорели. Я быстро собрал вещи, выкатил велосипед и, тихо притворив за собой дверь, отправился дальше. Селение еще спало. Меня никто не провожал. В этом и не было необходимости. Я точно знал, был уверен, что здесь, на другом континенте, под другими звездами, защиту и крышу над головой всегда найду. Пусть даже и спутаю божий дар с яичницей.

Как вы раму подберете...

На разных широтах судьба сталкивала меня с самыми различными, интересными делами и судьбой людьми. В Мещере (междуречье Оки, Клязьмы и Москвы-реки) несколько лет назад я познакомился с художником Велимиром Исаевым. Он страстный собиратель предметов почти ушедшего старинного мещерского быта. Особую ценность среди них представляют оконные наличники. Обитель художника вот уже несколько лет находится в далеком недоступном для живых мире (говорят, что он лучший, однако я сомневаюсь). Но, благодаря стараниям его жены и дочери, дом и приусадебное хозяйство содержатся пусть не в идеальном, однако вполне пригодном для непритязательной размеренной деревенской жизни порядке. А главное в целости и сохранности творческое наследие отца.

Мой дом – моя крепость. Так было издавна. Однако крепость – это не только толстые стены и надежная крыша. Фасад любого жилого дома – это его лицо, по которому окружающие оценивают хозяина. О человеке часто судят по его глазам, о доме и его жильцах - по расположенных на фасаде окнах и их обрамлении. Недаром у слов «окно» и «око» один корень. А первоначально под оконными отверстиями подразумевались стенные проемы, через которые можно было вести наблюдение. Пробивались отверстия и для выхода печного дыма. Однако по мере того, как люди покидали пещеры и землянки, а жилые дома приобретали современные формы, окна для света стали чуть ли не главным функциональным признаком жилого строения.

Не только света, что в окне. Это в обычном оконном проеме – рама плюс стекло. Если же все это обрамить наличником, то свет польется в дом (в душу!) даже в самую ненастную погоду. Старинные наличники были самыми обычными деревянными дощечками-накладками. Их главная, чисто утилитарная функция – защитить окно, а значит и дом, понятно и его жильцов, от мороза, сквозняков, ветра. Чуть позже сверху стали прибиваться наклонные дощечки, которые как бы отбивали дождевые струи.

Со временем конструкция наличников усложнялась. В некоторых местностях наличники назывались «вставнями». Дело в том, что они были оборудованы ручками, держась за которые жильцы, закрывали окна (от стужи или наоборот от жары) ставнями. Со временем наличники становились все оригинальнее и красивее. В их оформлении различают глухую и сквозную резьбу. Ажурные наличники, которые встречаются чаще, выглядят красивее и веселее. К тому же прорезная или пропильная сквозная резьба более проста в исполнении. В коллекции Велимира Исаева представлены наличники разных типов.

Наличники – это не только фасадное украшательство. Чтоб защитить домашнюю крепость от злых духов, которые могли проникнуть через самые толстые стены, нужны были особые приспособления и приемы. Затейливые узоры на наличниках – не просто красивые завитушки, результаты игры творческого воображения. Прежде всего это особые магические знаки-обереги. Со временем символы усложнялись, видоизменялись, дополнялись фантазиями мастеров, превращались в причудливые орнаменты. Часто местные умельцы изображали солнце – знак жизни и вообще мироздания, змей, которые символизировали движение и вечное обновление природы, птиц – хранительниц времени, кресты, горизонтальная и вертикальная линии которых объединяли материальные блага и духовность.

Часто ценность бриллианта определяет не только редкость и уникальность минерала, а его искусная огранка, красивая оправа. Про некоторых, правда, говорят: «Он вышел за рамки». Но это лишь про очень немногих (как правило, гениев), которые способны проявлять себя вне рамок. Художники стремятся заключить свои полотна в рамки. Именно они нередко превращают их работы в картины. «Как вы раму подберете, так картина «запоет», - перефразируя пословицу, говорят галеристы. Отнести это можно не только к работам художников. «Полотно без рамы, затертое среди обиходных вещей, теряет красоту и силу», - утверждал испанский философ Хосе Ортега-и-Гассет. Рамы полотен из массивных и дорогих багетов (о таланте художников здесь речь не идет) часто формируют отношение к тому, что изображено на картине. И ценятся иногда выше изображения.

Нередко мастера живописи стремятся сами создать рамы для своих произведений. Художник Орест Кипренский, чтобы подобрать раму для одной из своих картин, специально ездил в Италию, откуда привез роскошный образец итальянской рамовой резьбы. При этом художник удовлетворенно отметил: «Богатейшая, на старинный манер рама весьма приличный делает вид картине». Петр I плохо разбирался в живописи, но очень ценил парадность и роскошь резных рам. Царь обязывал придворных для украшения своих домов покупать картины исключительно в пышно декорированных рамах. Кстати, в Эрмитаже существует особая должность – «хранитель художественных рам».

Страсть коллекционеров сродни азарту золотоискателей. Только в отличие от них коллекционеры не зарывают в землю свои находки, не прячут их в сундуки, а стремятся систематизировать (пусть даже в домашней обстановке), выставить на всеобщее обозрение. Не без того, конечно, чтоб потешить самолюбие, добиться признания и похвалы, однако чаще всего, чтобы во множестве собранных воедино однородных предметов и вещей дать представление об их функциональной особенности, четче обозначить их уникальную сущность, определить место в иерархии исторических и культурных ценностей.

Поселившись в мещерской деревне, Велимир Исаев увлекся деревянной скульптурой, инсталляцией, корнепластикой. Самым удачным и оригинальным их оформлением оказались старинные наличники. Именно они придают авторским работам композиционную компактность, гармонично объединяют творчество художника и местных мещерских мастеров. Наличники художника стали своеобразными временными рамками, через которые льется животворный свет духовного возрождения...