Большая грузинская утопия

Ни одного пузатого полицейского. Когда пришедший к власти Саакашвили заявил о намерении превратить страну в законопослушное государство, без криминала и взяток, грузины лишь посмеивались. Организованная преступность была слишком тесно связана с правительственными структурами. А в то, что кавказец может жить без взяток, вообще никто не верил. Однако президент быстро доказал всем серьезность своих намерений, уволив 75 из 85 тысяч сотрудников МВД. При этом 14 тысяч сотрудников ГАИ как «безнадежно коррумпированной структуры» оказались на улице в полном составе. 

Поначалу власти, по всей видимости, планировали вообще обойтись без ГАИ, однако быстро передумали. Работникам вновь созданной службы в несколько раз увеличили зарплату и под страхом тюремного заключения запретили брать взятки. Власти уделяли серьезное внимание не только моральному, но и внешнему облику новых патрульных. «Наш девиз – ни одного пузатого полицейского рядом с нами», – говорил тогдашний министр внутренних дел Георгий Барамидзе. В итоге доверие населения к сотрудникам правоохранительных органов действительно резко выросло.

Одновременно с борьбой за чистоту рядов МВД в стране началась борьба против организованной преступности. Новые власти проявили тонкое понимание воровского менталитета и приняли любопытный закон, согласно которому только за признание человека в том, что он вор в законе (а по воровскому кодексу вор не имел права солгать, отвечая на вопрос о своем статусе), давали до десяти лет тюрьмы. Говорят, что по новому закону действительно были посадки, после чего грузинская мафия собралась и пересмотрела свой «кодекс чести».

Воровать действительно перестали: чисто физически все неподходящие элементы общества исключались из социума – изолировались в тюрьмах, а оставшиеся не воровали из страха наказания. Однако столь радикальное выжигание недостатков менталитета дало неожиданный результат. Когда слишком большая часть населения сидит в тюрьме, то в обществе складывается нездоровая ситуация: у всех сидящих есть родственники, которые сочувствуют им и в душе не согласны с судебным решением. Уволенные Саакашвили бывшие сотрудники ГАИ и правоохранительных органов тоже никуда не исчезли и не перевоспитались, а пополнили ряды потенциальных врагов системы.

В подобной ситуации, чтобы поддерживать стабильность, правительство вынуждено все более ужесточать режим (именно так действовал Саакашвили в последние годы своего правления). В результате происходит вспышка социального недовольства, и Михаил Саакашвили с удивлением обнаружил, что подавляющее большинство граждан мечтает о его отставке. Ситуация усугубилась тем, что искра народного негодования вспыхнула именно из-за бесчеловечного обращения с заключенными в тюрьмах. В стремлении быстро исправить грузинские нравы, Саакашвили перегнул палку. Достигнутый им результат оказался неустойчивым химическим соединением, так как настоящее реформирование общества – это всегда постепенный процесс улучшения общественных нравов, которого по крайней мере в христианской системе ценностей невозможно достичь массовыми посадками и устрашением.

Монополия на коррупцию

Противники Саакашвили считают, что власти использовали борьбу с коррупцией для шантажа бизнесменов и пополнения бюджета. В юридической практике существует такое понятие как процессуальное соглашение – в Грузии оно означало, что подсудимый платит штраф и избегает тюремного заключения (Украина также идет по этому пути). Только за четыре первых месяца 2004 года прокуратура вытрясла из бывших соратников Эдуарда Шеварднадзе 25 млн. долларов. Массовым применением этой нормы здесь гордятся. «Практически все представители старой власти, которые тогда попались на коррупции, были отпущены на свободу за очень большие денежные компенсации в госбюджет, – рассказывал Михаил Саакашвили. – Например, у нас была серьезная задолженность по пенсиям. И зять Эдуарда Шеварднадзе, который тоже был задержан, выплатил людям долг за три месяца. Отдал десятки миллионов в госбюджет и начальник железной дороги. А руководитель Контрольной палаты остался без своего огромного загородного дома». Однако помимо высокопоставленных коррупционеров эти соглашения вынуждены были подписывать и обычные заключенные, не обладавшие капиталами. Практика оказалась настолько широкой, что заключенных стали навещать представители банков, предлагавшие кредит под залог имущества.

Столь рьяная борьба с воровством и коррупцией на низовом уровне (среди обычных граждан и чиновников мелкого и среднего звена) привела к «монополизации коррупции». Руководство страны, найдя управу на все проявления нечестности своих подчиненных, со своими собственными пороками не справилось. Политическая элита постепенно сконцентрировала в своих руках все имеющиеся активы. Часть удалось прибрать к рукам под разговоры о борьбе с криминалом – например, транспортные перевозки в столице. У тех же предпринимателей, которые работали легально, бизнес отнимали с помощью правоохранительных органов.

Любопытно, что сначала в стране были созданы практически идеальные условия для ведения бизнеса, власти сняли ряд ограничений и упразднили контролирующие органы – даже санэпидемстанцию. В Грузию потянулись и предприниматели из соседних стран, прежде всего из Армении. Однако когда бизнес вырастал, к предпринимателю приходили серьезные люди и предлагали либо делиться, либо попросту продать дело за бесценок. Бизнесмены косяками шли в прокуратуру и «дарили» бизнес государству. Спорить было бесполезно – несговорчивым часто подкидывали несколько граммов героина, и они получали срок с конфискацией имущества. В итоге крупный бизнес практически полностью контролировался представителями Единого национального движения (основанная еще в 2001г. М. Саакашвили. – Ред.). «Они им либо владели, либо заставляли бизнесменов оплачивать различные партийные мероприятия», – говорит экс-министр экономики Грузии Владимир Папава.

Неудивительно, что в «процветающую демократическую Грузию» иностранный бизнес шел не очень охотно – объем прямых иностранных инвестиций с 2004-го по 2012 год вырос лишь с 0,5 млрд. до 0,9 млрд. долларов.

Без русского трудно

Еще одним важным элементом формирования нового грузинского гражданина стала языковая политика. Михаил Саакашвили, стремясь вывести Грузию из-под российского влияния и присоединить ее к западному миру, поставил перед собой задачу устранить русский язык из грузинского культурного пространства и перейти на английский.

«Через пять-шесть лет практически все, кто еще может изучать языки, станут англоязычными, и это не какой-то каприз, а важное условие, чтобы получать современную информацию, знать, что происходит в мире», – говорил Саакашвили в 2010 году. «Новый грузин» обязательно должен был говорить по-английски – для этого власти выписывали из-за границы преподавателей и стимулировали своих учителей.

На практике же создание «нового грузина» свелось лишь к исключению русского языка, однако заменить его английским оказалось не так просто. «Уходя из русского языка, ты не приходишь к английскому автоматически. Для этого все вокруг должно быть на английском: телевидение, культурная среда, как в Швеции – там везде вокруг английский. У нас же ничего этого нет. Вытесняя русский язык, фактически ничем его не заменяем», – говорил министр по делам реинтеграции Грузии Паата Закареишвили.

За девять лет правления Саакашвили не удалось значительно изменить языковую картину в республике. Сегодня в Грузии совсем не говорят по-русски лишь 4% населения, и не потому, что они стали жертвами политики Саакашвили, а из-за проживания в очень удаленных сельских районах.

Геворг МИРЗАЯН, Ольга ВЛАСОВА